Император и молот - Страница 59

– Кент. Это владения моего соправителя Альфреда.

– В мое время королем был Этельред. А перед ним – Этельберт. Сдается мне, я слышала об Альфреде, это был самый младший из братьев. Видимо, с тех пор многое изменилось. И все равно, я хотела бы вернуться. Если это удастся. Если мне удастся отыскать своих родственников и они захотят знаться со мной, опозоренной женщиной.

И бывшая наложница халифа опустила глаза, притворяясь, что краешком рукава промокнула слезу. Она хочет вызвать симпатию, понял Шеф. Старается выглядеть обворожительно, и это ей удается. Давненько женщины так перед ним не старались. А с другой стороны, что ей остается в ее положении?

– Ты сможешь устроиться в Кенте, если хочешь отправиться в Кент, – сказал Шеф. – Король Альфред великодушен, а с твоей красотой у тебя отбоя не будет от поклонников. Я позабочусь, чтобы ты была достаточно обеспечена и твои родственники остались довольны. Англия теперь богатая страна, как ты знаешь. Она больше не страдает от пиратов, так что ты будешь в безопасности.

«В ответ на выказанную чужую слабость, – подумал наблюдающий за Шефом Соломон, – он старается устранить причины этой слабости, а не воспользоваться ею, как ожидала женщина. Это замечательное качество для короля, но сомнительно, чтобы она это понимала».

Шеф похлопал Альфлед по руке и заговорил деловым тоном:

– Впрочем, есть одна вещь, которую ты можешь сделать для нас; полагаю, что тебе известны многие, если не все, тайны кордовского двора. Скажи мне, как ты относишься к Аллаху?

– Я произнесла shahada. Исповедание веры, – пояснила Альфлед. – Оно звучит как La illaha il Allah, Muhammad rasul Allah, то есть «нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – Пророк Аллаха». Но что мне еще оставалось? Только умереть или сделаться самой презренной рабыней в грязном борделе.

– Ты не веришь в Аллаха?

Она пожала плечами:

– Настолько же, насколько я верю во все остальное. Я была воспитана в вере в Бога. Он ни разу не помог мне, когда меня захватили язычники, хотя я много раз молилась Ему. Для меня единственная разница между Богом христиан и мусульманским Аллахом в том, что арабы верят в Мухаммеда и в свой Коран.

– Разные книги, разные религии. Скажи мне, есть в Кордове люди, которые интересуются тем, как делают книги?

«Вот оно, – подумала Альфлед. – Наверное, он попросит меня выпороть его пером или отдаться ему на пергаменте. Должно найтись что-то, что его женщина для него не делает. Всегда бывает».

– Есть лавки, где продаются книги, – ответила она. – По заказу покупателя в них изготавливают копии. Скажем, любовная поэзия Ибн-Фирнаса. Или, например, «Книга тысячи наслаждений».

– Это не те книги, которые имеет в виду король, – вмешалась Свандис, пристально следившая за разговором. – Он имеет в виду, откуда берутся священные книги, книги веры. Откуда взялся Коран. Или Библия. Потому что кто-то, какой-то человек однажды написал каждую из них, хоть они и священные. Своими руками написал их пером и чернилами.

И Свандис качнула свисавший ей на грудь амулет в виде пера.

– Коран был продиктован Мухаммеду Аллахом, – ответила Альфлед. – По крайней мере, так говорят. Но есть еще такие… да, мутазилиты, так их называют. Один из них – Ицхак, хранитель свитков.

– И во что верят они? – Король смотрел на нее с неподдельным интересом.

– Они верят… Они верят, что Коран не вечен, даже если в нем записаны слова Аллаха. Они говорят, что это слова Аллаха, как их услышал Мухаммед, но могут быть и другие слова. Они говорят, что недостаточно просто сохранять верность hadith, то есть обычаю, нужно также пользоваться своим разумом, дарованным человеку Аллахом.

«Мойше бы это не понравилось, – снова подумал Соломон. – Он считает, что главная обязанность книжника – сохранять Тору, и меньше всего нужно заниматься комментариями к ней. Судить с помощью Торы, а не судить о Торе».

Шеф задумчиво кивнул:

– Они не хотят уничтожать книги. Это хорошо. И они готовы размышлять о них. Это еще лучше. Если бы я увидел, что в Кордове сидит халиф из мутазилитов, а у Римского папы не осталось армии, тогда бы я мог сказать, что Рагнарока мы избежали и Локи пора отправляться на отдых. Но в основе всего – чтобы книги были у многих людей. Не думаю, что все книготорговцы Кордовы и все писцы Септимании смогут сделать столько книг, сколько нам нужно. Соломон, как ты там говорил – нам нужна машина, которая делает множество копий, и притом быстрее, чем может писать человек? Увы, я не знаю, как приспособить мельничное колесо к пишущей руке, хотя оно может выполнять работу кузнеца.

– У халифа нередко скапливалось для подписи больше документов, чем он смог бы подписать своей рукой, – рискнула вмешаться Альфлед.

– И что же он делал?

– У него была такая колодка, вся из золота и с ручкой из слоновой кости. А внизу у нее была медная пластинка, и на ней проступало его имя, как шероховатости на коже пальцев. Остальное было разъедено какой-то кислотой, я не знаю, как это сделали. Халиф прижимал пластинку к пробке, пропитанной чернилами, а потом отпечатывал свою подпись на документах с такой скоростью, с какой Ицхак успевал их подкладывать. Говорят, иногда Ицхак за взятку подсовывал такие документы, которые халиф даже не читал. Все это примерно так, как ставят тавро на скот.

– Как тавро, – повторил Шеф. – Как тавро. Но ведь никто не клеймит ни бумагу, ни пергамент.

– И в результате этого получается лживая писанина, – сказала Свандис, скривив лицо от отвращения. – Которую никто не читает и никто не подписывает.

– Это один из способов делать книги, – подтвердил Соломон.