– Найдем документ? – повторил Бруно. – Но как можем мы найти там документ, если мы не знаем, есть ли он там?
– Я нашел Грааль, разве нет? – ответил Эркенберт. – Можешь на меня положиться, я найду «Дар святого Петра».
«Он имеет в виду, что собирается подделать его, – неожиданно понял Бруно. – Это нарушит все Божьи и человеческие законы. Но десятая часть церковной собственности… Жирных монахов и праздных монашек прогоним, доход с их земель пойдет на содержание армии… Наших ritter 'ов и bruder' ов будем считать уже не на сотни… Разумеется, благая цель оправдывает недостойные средства».
«Это подлог, и он знает, что это подлог, – подумал Эркенберт. – Но он готов на него пойти. А того не знает, что „Константинов дар“ – тоже подделка, и это видно любому образованному человеку, она написана на латыни совсем не того периода, каким датирована. И писал ее не иначе как франк, чтоб мне самому стать итальяшкой. Интересно, сколько вообще исторических документов – фальшивки? Вот в чем подлинная опасность таких книг. – Дьякон взял из рук императора брошюру еретиков, порвал и бросил в огонь. – Они заставляют людей задумываться, все ли книги непогрешимы. Это мы должны будем искоренить. Всего несколько книг, и каждая из них – священная, вот как мы должны устроить. А верны они или нет – это буду решать я».
Лениво поднимающиеся впереди по левому борту клубы дыма захватили внимание Шефа, как липкая паутина – сопротивляющуюся муху. Рейд флота прошел удачно, необыкновенно удачно. Острова Средиземного моря завоевывали часто, но, видимо, уже много лет не грабили по-настоящему. Возможно, завоеватели старались только обратить островитян в свою, истинную веру, а не получить с них прибыль. Сейчас корабли флота низко сидели в воде, не только из-за пополненных запасов провианта и воды, но также из-за груза церковных блюд, парчи и выкрашенных неизвестными красителями тканей.
Самой богатой оказалась дань, собранная с Мальорки и Менорки, с Ивисы и Форментеры, а также с Корсики и Сардинии, дань в золотых и серебряных монетах арабов, греков, франков, римлян и еще таких народов, о которых Шеф никогда не слыхивал и чьи надписи на монетах не могли прочитать ни Скальдфинн, ни Соломон. Идти ли теперь на Сицилию, расположенную совсем недалеко на юге за островом Вулькано с его огнедышащей горой? Или высадиться на берег материковой Италии? Даже Гудмунд стал поговаривать о том, как важно вовремя остановиться, пока равноденственные штормы не преградили долгую дорогу домой.
Неудовлетворенным пока оставался только Стеффи. Он с энтузиазмом отнесся к своему новому небесному патрону – богу Локи – и его амулету. Он больше не мог говорить ни о чем, кроме огня, и стал исповедовать принцип, о котором часто упоминал Шеф: в мире рассеяно больше знаний, чем обычно думают. Стеффи поставил себе целью узнать все, что только известно людям об огне и о веществах, которые горят, дымят или хотя бы светятся в темноте. В пленном греческом сифонисте Стеффи скоро разочаровался. Тот знал свое ремесло, это верно, и честно рассказал все, что знал, о черных нефтяных лужах на дальнем берегу Черного моря, о том, как добывают и очищают горючую жидкость, тонкую и прозрачную зимой, вязкую и липкую летом. Но, зная все это, грек мало интересовался заменителями горючего. От него скрыли тот факт, что у них на Западе не было таких месторождений нефти, какие были у греков на Востоке, а без заменителя горючего люди Пути могли рассчитывать только на оставшиеся полбака захваченной у противника нефти.
Стеффи не был обескуражен. Он говорил с греком, с Соломоном, с Брандом, с Шефом, снова с Соломоном, с командами рыбацких лодок, которые северяне перехватывали, расспрашивали и отпускали, а также со своими помощниками. Его монолог не прерывался и сейчас, когда он стоял на баке и вместе с Шефом смотрел на дым вулкана, но смотрел так, как любовник смотрит на заветное окошко.
– Понимаешь, это просто смешно, – твердил он. – Начнешь расспрашивать, и навроде каждый знает, что стоит развести костер на земле, взятой из конюшни, из пещеры или еще откуда-то, и огонь вспыхнет очень ярко. Тогда я стал спрашивать, а что еще так горит, и мне чего только не назвали. Соломон сказал, что у арабов есть жидкость, похожая на греческую naphta, но грек сказал, что это совсем другое вещество. Соломон сказал, что арабы делают из своей жидкости факелы вроде наших, только кидают их руками, а не выстреливают из катапульты. Хотел бы я достать немножко такой naphta, а пока мы попробовали рыбий жир, селитру, воск… А потом один парень напомнил мне о гнилушках, они светятся в темноте, хотя и не горят. Соломон сказал, это называется phosphor, и если его взять очищенный, он так горит, что водой не потушишь, и его приходится соскребать с кожи. А грек сказал, они о таком слышали и пробовали смешивать со своим горючим, но ничего хорошего не вышло, то и дело получалась какая-то густая смола.
– Они смолу и в вино добавляют, – сказал Шеф.
– Просто они вино держат в смоленых бочках. Но такая смола горит, и еще янтарь горит, мне один парень сказал.
– На янтарные факелы нам денег не хватит, – сказал Шеф.
В ответ на шутку Стеффи нахмурился:
– Не хватит. Но у меня есть еще одна идея. Помнишь зимний эль и зимнее вино, которые делают у нас в Стамфорде, делают из собранного при кипении пара? Так вот, у одного парня оставалось немножко, и я у него купил. Зимнее вино тоже горит, и горит очень хорошо. А Соломон подошел и сказал, что арабы тоже делают такую штуку, они называют ее al-kuhl.
– Его послушать, так арабы все делают. И летают, и линзы изготавливают, алгоритмы изобрели, факелы мастерят, открыли al-kuhl, al-jabr, al-kimi, al-gili. Беда в том, что они все это никак не используют. – Шеф тоже наслушался Соломона и порядком устал.